Возвращение Владимира Путина в Кремль в 2012 году может изменить внешнюю политику России. О том, как изменятся отношения РФ с ключевой мировой державой США после ухода Дмитрия Медведева с поста президента, чего удалось добиться за три года перезагрузки, почему Россия до сих пор не член ВТО и будет ли создана единая система ПРО, в интервью рассказал посол США в РФ Джон Байерли.

– Перезагрузке скоро исполнится три года. Каковы основные достижения этого процесса?

– К моменту, когда президентом США стал Барак Обама, а президентом России уже работал Дмитрий Медведев, стало понятно, что российско-американские отношения все больше характеризуются различиями, а не точками совпадения. И когда президенты впервые встретились в Лондоне в 2009 году, они ясно обозначили, что совместные действия России и США могут привести к позитивным изменениям. Именно из этого понимания выросло несколько крайне успешных проектов. Прежде всего, я бы отметил изменение тональности в отношениях двух стран. Мы начали прислушиваться друг к другу и обращать гораздо большее внимание на озабоченности друг друга. Лидеры договорились о создании двусторонней президентской комиссии, в рамках которой был достигнут ряд исторических прорывов, прежде всего – подписание в 2010 году нового договора по стратегическим наступательным вооружениям. Вступило в силу соглашение 1-2-3, открывающее новую эру в российско-американском сотрудничестве в области мирного атома. У нас подписаны коммерческие контракты на миллиарды долларов, касающиеся как экспорта американских товаров в Россию, так и инвестиций в российские компании со стороны наших крупнейших фирм.

– Не прекратится ли перезагрузка после возвращения в Кремль Владимира Путина?

– Я уверен, что перезагрузка отвечает национальным интересам и США, и России, и всего мира. Поэтому я думаю, что будущее наших отношений не зависит от того, кто именно победит на следующих президентских выборах. Мы готовы продолжить политику перезагрузки со следующим президентом России. Но кто это будет, должны решать сами россияне.

– Повлиял ли кризис 2008 года на перезагрузку? Ведь до него накачанная нефтедолларами Россия вела себя куда самоувереннее и не думала перезагружаться.

– Я думаю, что экономический кризис оказал большое воздействие. И, честно говоря, не только на Россию, но и на США. Он ударил по обеим странам и заставил нас ценить тот факт, что наши экономики взаимосвязаны. Деловые достижения в процессе перезагрузки, о которых я говорил, родились из понимания того, что нашим отношениям нужен солидный экономический фундамент, который смог бы переносить как экономические, так и политические шоки. Необходимо создать базу из компаний, которым будет что терять в случае ухудшения отношений, и это сделает наши связи намного прочнее.

– Когда президент Обама впервые приехал в Россию, он охарактеризовал Владимира Путина как человека, стоящего одной ногой в прошлом. Не чувствовалось ли в процессе перезагрузки негативное отношение так называемых силовиков? Не ставили ли они палки в колеса?

– Нет. В любом государстве всегда есть внутренние разногласия относительно того, куда должна идти страна, по поводу экономического курса. То же самое происходит и в России. Ничего необычного здесь нет. И хотя в вашей стране идет активная дискуссия относительно того, каким должен быть экономический курс, никто не ставит под сомнение необходимость рынка. Мне кажется, в вашей стране есть понимание того, что будущее России должно быть связано с интеграцией в мировую экономику. Вот почему администрация Обамы объявила, что присоединение РФ к ВТО – это один из приоритетов для нас. Потому что это будет иметь позитивные последствия не только для России и США, но и для мировой экономики в целом.

– Почему же тогда Россия до сих пор не вступила в ВТО? Президент Медведев на экономическом форуме в Санкт-Петербурге даже связал эти трудности с политикой Запада.

– 2011 год еще не закончился. И мы убеждены, что до конца года мы еще вполне можем увидеть Россию в рядах ВТО. Почему это не случилось в 2009 или 2010 годах? С таким же успехом можно спрашивать, почему это не произошло в 2002 году. Есть множество вопросов. За последние годы самый важный из них – это создание Таможенного союза России, Белоруссии и Казахстана. Это потребовало дополнительного изучения структуры тарифов в РФ, поскольку они сильно изменились в рамках ТС. И это надо было отразить в документах о присоединении России к ВТО. Потребовался огромный объем технической работы, которая была проделана за прошлый год. Есть также очень интенсивные дискуссии по некоторым отдельным вопросам вроде уровня государственных субсидий для сельского хозяйства, промсборки автомобилей, норм фитосанитарного контроля. На двустороннем уровне мы эти вопросы разрешили, осталась техническая работа в Женеве. Есть ряд вопросов, которые вот-вот будут согласованы с европейскими партнерами. Так что мы убеждены, что вступление в ВТО в 2011 году – это очень реальная возможность.

– Многие дипломаты опасаются, что, если РФ не успеет стать членом ВТО в 2011 году при президенте Медведеве, процесс может снова затормозиться на долгие годы, ведь Владимир Путин все чаще отзывается об организации довольно скептически. Вы разделяете эти страхи?

– Я бы не стал называть это страхами. Ясно одно: чем раньше Россия окажется в ВТО, тем лучше. Именно поэтому мы так сконцентрированы на 2011 году.

– Мы говорим об успехах перезагрузки, но есть и провалы. Например, проблема ПРО. Почему США и НАТО отвергли предложенный Дмитрием Медведевым в Лиссабоне план создания единой системы ЕвроПРО?

– Я не думаю, что можно говорить о провале переговоров по ПРО. Мы еще не в конце пути. Надо помнить, что противоречия по вопросам противоракетной обороны между Россией и США начались не вчера, а имеют долгую историю. На протяжении более 20 лет Москва и Вашингтон имеют на эту проблему разные взгляды, порой – диаметрально противоположные. Можно вспомнить об инициативе «звездных войн» времен Рональда Рейгана. Это не то же самое, что договор по СНВ, где мы просто возродили традиции ведения диалога по ограничению стратегических вооружений, который существовал еще со времен СССР, но на некоторое время был прекращен. Так что здесь мы начинаем нечто совершенно новое. Мы начинаем сотрудничество по вопросу, где раньше между Россией и США были одни разногласия. Тот факт, что за год интенсивных переговоров мы ни о чем не договорились, не следует рассматривать как провал. Наоборот, это очень позитивный знак – мы не просто продолжаем говорить, но открываем для себя совершенно новую область для взаимодействия. Самый главный вопрос – это доверие.

– А у Америки есть причины бояться России? Даже вице-президент США Джо Байден в июле 2009 года в интервью Wall Street Journal говорил, что дряхление России заставит ее стать младшим партнером Запада.

– Я не могу сказать лучше, чем сказал президент Обама, выступая в 2009 году в Российской экономической школе. Он очень четко сказал, что Америка хочет видеть Россию сильной, мирной и процветающей. Мы совсем не заинтересованы в слабой России. Слабая Россия – это самый жуткий кошмар для США. Вот почему вся наша политика в отношении Москвы заключается не просто в укреплении отношений между РФ и США, но и в том, чтобы Россия сама стала более сильной и уверенной в себе. Именно такой партнер нужен Америке в XXI веке. Мы прекрасно отдаем себе отчет в тех вызовах, которые стоят перед нами до 2020 года. И справиться с ними мы должны в союзе с мощными партнерами. Россия благодаря своему геостратегическому положению, своей истории, огромным материальным ресурсам и человеческому капиталу может быть именно таким мощным союзником. Это основа, суть того процесса, который мы называем перезагрузкой.

– Почему тогда в депешах, опубликованных WikiLeaks, намерения США рисуются в совершенно другом свете? Из телеграмм, отправленных американскими посольствами в Восточной Европе и странах СНГ, видно желание Вашингтона ограничить сферу влияния Москвы.

– Прежде всего, несколько слов о WikiLeaks. Я бы с большой осторожностью относился к тому, что подается как американская дипломатическая телеграмма. Мы уже видели попытки сфабриковать какие-то документы и представить их как часть архива WikiLeaks. За аутентичность всех этих документов ручаться сложно. И хотя некоторые из этих депеш действительно отражают взгляды тех или иных послов и дипмиссий, важно понимать, что американская внешняя политика не зависит от сообщений, которые я отправляю из Москвы или мой коллега отправляет из Пекина. Она зависит от общего анализа и той линии, которую совместно вырабатывают в Вашингтоне специалисты Госдепа, Пентагона и Совета по национальной безопасности. Не считайте рекомендации Вашингтону, отраженные в телеграммах WikiLeaks, политикой Соединенных Штатов.

– Даже если позиции Москвы и Вашингтона по внешнеполитическим вопросам начинают сближаться, желание США отстаивать демократические свободы вызывает у российского руководства очевидное раздражение. Эту сферу перезагрузка не затронула?

– США всегда защищали фундаментальные права человека. Иногда нас упрекают во вмешательстве во внутренние дела других стран. Конечно, важно, чтобы мы не следовали политике двойных стандартов и чтобы наша собственная демократия была безупречной. В США тоже не все благополучно, но мы работаем над этим каждый день. Сфера прав человека, как и проблема ПРО – тот аспект наших отношений, где мы больше расходились, чем соглашались. Но в рамках президентской комиссии была создана подкомиссия по гражданскому обществу, сопредседателями которой являются первый заместитель главы администрации президента РФ Владислав Сурков и старший директор по России в Совете национальной безопасности США Майкл Макфол (Белый дом внес его кандидатуру в Сенат в качестве следующего посла США в России.). В рамках этой подкомиссии нам удалось начать диалог. И это позитивный знак. Чем больше мы будем обсуждать эти вопросы, тем больше будет точек совпадения. Или, по крайней мере, мы будем четко понимать, где не совпадаем.

– Разве диалог Макфола с Сурковым является эффективным способом борьбы за права человека в России? Может быть, санкции против чиновников имели бы гораздо больший эффект? Как США поступили в случае с делом Сергея Магнитского.

– Конечно, санкции имеют большой эффект – это справедливо и для стран Африки, и для стран Ближнего Востока, и для стран постсоветского пространства. Но самый важный фактор, который позволит не повториться той трагедии, которая произошла с Сергеем Магнитским, – это голос самих россиян. Они требуют справедливого расследования. И мы уже видим, что эти голоса начинают раздаваться все громче. И для меня это самая надежная гарантия того, что справедливость рано или поздно победит.

Александр Габуев